Волоколамская рапсодия

(Алексеева Светлана Владимировна, главного бухгалтера Филиала ОАО «Газпром газораспределение Великий Новгород» в г. Великий Новгород)

Мне бы очень хотелось написать о своих дедушке и бабушке – Ананьеве Георгие Георгиевиче (1907 г.р.) и Томилиной Екатерине Дмитриевне (1908 г.р.). Они прожили вместе долгую жизнь, имели пятерых детей, из которых выжили только две девочки. Доверие, любовь, вера друг в друга царили во взаимоотношениях Жоржа и Катерины всю жизнь. Много испытаний выпало на их долю. Не прошла мимо и Великая Отечественная война. Обо всех событиях тех лет бабушка написала в своих записках. Лучше, чем она сама рассказала, я всё равно не смогу. Предлагаю вам выдержки из её записок.

«…Помню чудесное лучезарное утро 22 июня. Отпуск. Я в Новинках с детишками. Жорж в Москве на сессии в институте. Страшная весть о войне…Люди собрались у репродукторов, слушали обращение Молотова к народу… Мы с Клавдией (сестрой) собрались в Ильинское купить кое-что детям. Какого же было наше изумление, когда мы увидели, как народ скупает всё подряд: мыло, спички, керосин, соль! Мы тоже купили пряников и пошли домой, мирно беседуя. Присели в березовой роще, жевали пряники. Никак не думали, что это наша последняя прогулка в родном лесу…»

Так для моих родных началась война. Они встретили её под Москвой, Волоколамское направление. Думаю, этим многое сказано!

«…14 августа 1941 года. Жоржу принесли повестку…Поцеловал меня Жоржик на прощание и пошел солдат на фронт защищать Родину. А я, махая платочком, стояла и плакала… Потянулись тоскливые дни. Каждый день мимо школы, где я работала, шли отступающие части Красной Армии. Шли молча. Лица солдат усталые, хмурые. Глаза злые. На наши недоумевающие вопросы не отвечали…»

В сентябре месяце люди стали покидать дома. Ехали на Урал, в тыл. Бабушка пытается дозвониться до РОНО г.Волоколамска. Там ответ: транспорта нет, но используйте любую возможность уехать! Что ж, решение принято: Катя, сестра Шура (семнадцати лет) и две девочки, две маленькие дочки (два годика и 9 месяцев). В сельсовете бабушка узнала, что завтра будет машина до Волоколамска. Скорее собираться! Пристрелили поросенка, курей, собрали немудрёные пожитки. На рассвете в путь!

«…Меня с девочками посадили в кабину… Вдруг Шурин голос: «Катенька, а нашу свинину не поставили в машину!» Оглянулась – стоит посреди улицы на шоссе моя упаковка с поросёнком, курами. Моя материальная база, моя надежда. Куда еду? С охапкой ребят. Денег нет, даже зарплату не выдали… С этой машиной выехали сельские власти. В кузове половину места занимала туша свиньи председателя, а моему мешку не хватило места. Какая несправедливость!»

Уехала бабушка с детьми. Бомбежки. Прорваться через Москву трудно. Три дня маневрировали. В какой-то булочной удалось ей купить хлеба. И вот прошел слух – проезжают Коломну.

«…КОЛОМНА. Но ведь там служит Георгий, мой муж. Может, он подскажет, как мне с семьей поступить? Глупая наивность! Но дети из вагона выведены, вещи сняты. Поезд пошёл…»

И только тут Катя осознаёт, какую непростительную ошибку допустила! Она пытается разыскать своего мужа – Жоржа. В ответ слышит, что напрасно сошла с поезда, все только и ищут возможности уехать. Бабушка разыскала казарму деда. В ответ услышала, что Ананьев Г.Г. 4 дня тому назад отправлен на Ленинградское направление.

«…Была ли у меня земля под ногами?! Не помню, ничего не знаю. Закружилась моя головушка, потемнело в глазах. Может, лучше под поезд? А как же они? Нет, нет! Скорее к детям! …Подошёл к нам пожилой человек, посмотрел на детишек, узнал моё горе. Он оказался железнодорожным бригадиром».

Этот человек устроил Катю с детьми в эшелон. Эшелон товарный, холодный, сквозняки гуляют. Бабушка испугалась за дочек, особенно за грудничковую малышку. Решила опять сойти с поезда.

«…Иду вперёд, вдоль вагонов. Батюшки! Впереди настоящие пассажирские тёплые вагоны. Пустите обогреться с ребёночком? Ввели меня в вагон-купе. Принесли горячего чаю, дали хлеба. Спрашивают, откуда я. Как узнали, перенесли все вещи в вагон. Накормили, обогрели и спать детей уложили. Оказалось, это медицинские сестры сопровождают раненых в тыл».

Но в этом вагоне едут только военные. Бабушку с детьми грозятся снять с поезда. Если бы не раненый офицер, который вступился за Катю, то так и выгнали бы в поле, на холод. Но обошлось. Перевели её с детьми в пассажирский вагон. Место дали под нарами, в самом низу. Сидели в полусогнутом состоянии.

«…Удивительная роскошь! Целый вагон в этом эшелоне занимали три еврейские семьи. Все взрослые. Вагон загружен мебелью, домашними вещами. Мешки с продуктами. Посередине – печка-чугунка. Всё время топится. На ней готовят обеды. Висят целые туши баранины, стоят мешки с мукой, крупой, сахаром. Даже зеркало для модниц повешено. Какой комфорт!

… Больше всего мы радовались теплу. А вот как начинал разливаться по всему вагону аромат их куриных бульонов, не выдерживала наша психика… Иногда сжалившись, Бэла Абрамовна (так звали одну из дам), наливала девочкам в блюдечко супчику. То-то было радости! А малышка Светочка всё чаще плакала, Пустая грудь не могла насытить ребёнка. Надо искать хлеба. Но как уйти с поезда? Остановился поезд на какой-то узловой станции. Бегу в сторону к домам. Вдруг чувствую, пахнет чёрным хлебом. Бегу, как собака, по запаху. Обычный дом, дёрнула дверь, передо мной полки хлеба. Хлеб! Но не воровать же? А вот и хозяйка.

-Миленькая, дай мне кусок хлеба. У меня умирают с голоду дети.

-Нет. Уходите.

-Никуда я не уйду. Дайте хлеба!

Женщина взяла буханку, разломила пополам, сунула мне за пазуху.

…Но где, же поезд? Ушел? Нет. Оказалось, перевели на запасной путь. А сколько радости, когда увидели у меня в руках хлеб!

В ноги следует поклониться той неизвестной женщине, которая не вытолкала меня из своего хлебного царства и этим спасла!»

Доехала бабушка с детьми до глубокого тыла. Ртищево. При вокзале организованы эвакопункты.

«Нас записали, выдали талоны на завтрак. Когда спросили, сколько нас, я не растерялась и ответила: 11 человек! Нам и выдали 11 талонов. Идём в столовую. Каша, 11 порций, и много хлеба. Наелись, отдохнули. Спрашивают, куда хотим ехать. Я говорю – туда, где больше хлеба!»

Поселилась бабушка с детьми в колхозе «Новый путь». Всё бы хорошо, но Светочке (самой маленькой) день ото дня становилось всё хуже. Бабушка повезла девочку в больницу.

«…Разденьте… Ребёнок в очень тяжелом состоянии. Необходим пенициллин и покой.

-Доктор, оставьте ребёнка в больнице!

-Не могу. Пенициллина тоже нет, всё идёт на фронт.

-Доктор, войдите в моё положение! Это гибнет третий ребёнок! Пожалейте!

-Нет. Не мешайте работать.

Уж не помню, как я вернулась с дочкой домой. Девочка совсем ослабла, Ничего не ела, на глазах таяла. Не плакала. Только одни большие умные глаза следили за моими движениями. О, эти глаза! Я их часто вижу во сне. Прости, родная… 21 декабря 1941 года Светочка скончалась.

…Сколотили хозяйские мальчишки гробик, мы слезами заливаемся. Одна Любочка - малышка не понимает значения случившегося. Весёленькая, прячется за гробик. Кричит:

-Смотри, какая хорошая кроватка у Светочки, а можно мне в ней поспать?

…Зачем меня судьба забросила сюда? Ведь единственно, чего я хотела, спасти жизнь своих детей. И что же получилось? После похорон вернулась домой, и такая тоска меня захлестнула… Пишу всем родным, пытаюсь наладить связь, узнать хоть что-то о Жорже.

…И наконец, о радость, глазам не верю. Письмо от Жоржа! Не помню, как бежала по посёлку, как на крыльях! Читаю письмо, и что же узнаю: оказывается, в тот критический момент в Коломне, когда искала встречи с Георгием в казарме, он там и находился! Ему передали, что его искала жена. Муж выпросил увольнительную на два часа. Ринулся искать нас на вокзале, обошёл все ряды по нескольку раз. А мы всё это время сидели в железнодорожном клубе. Надо же было какому-то балбесу сказать, что Ананьев Г.Г. переведен на Ленинградское направление. И что его дернуло сказать такое? Равнодушие к чужому горю».

А нужно жить дальше. Очень хотелось Кате вернуться к работе в школе. Но школа была укомплектована. Случайно нашлось в вещах несколько шелковых лет. Катя распустила эти ленты на ниточки. И стали они с сестрой Шурой вышивать узоры на женских кофточках. За работу положили цену: полкило масла и пять штук яиц. Здорово получалось! Жалко, нитки быстро закончились. А тут и весна. Стала Катя работать в поле с другими женщинами.

«… Помню май 1942 года. Такое щедрое солнце, будто и нет войны. И вдруг развозчик семенного картофеля сообщает:

-Катя, к тебе муж приехал! Честное слово, тебя спрашивал.

Ринулась я к дому! Он, Жорженька! Нашёл меня среди широких степей. Оказалось, что он перенёс брюшной тиф, и дали ему отпуск на две недели.

… А Любочка совсем забыла отца. Да и Жорж тоже. Бегает какая-то пугливая девочка, застенчивая. Правда, угостить дорогого гостя нам просто нечем. Но женщины-колхозницы, узнав о нашей радости, принесли нам молоко, крупы, муки. Так что пирушка для того времени была настоящая. Только без выпивки, Но Жоржу и нельзя было выпивать после госпиталя… Впоследствии Жорж рассказал, что перед отъездом ему выдали сухой паёк на целый месяц. Он его караулил, да заснул. Мешок украли. Как он переживал! До сих пор об этом спокойно вспоминать не может».

Счастливое время пролетело быстро, незаметно. И снова дед на фронте. Потянулись у бабушки однообразные дни. А тут женщины-колхозницы потребовали от начальства организации яслей-сада. И взяли бабушку туда на работу. Жизнь налаживалась.

«…От Георгия регулярно приходили письма. Он был переведен на Карельский фронт. Но голод и зима опять готовили испытания. Любочке день ото дня становилось всё хуже. Ничего не ела.

-Доктор, милый, скажите откровенно, что надо делать, чтобы сохранить жизнь последнему ребёнку?

Доктор посоветовал забрать ребёнка домой из больницы, где она в это время лежала, и кормить дома всем подряд, лишь бы ела. Забрала домой девочку. Поменяла вещи на курицу. Сварила куриный бульон, не ест. Колхозницы принесли сливки в обмен на белье. Помню, поставила их на стол, сама готовлю. Обернулась, стакан пустой!

-Люба, ты выпила?

-Да, я, мама.

Испугалась я. Не было бы плохо. Но плохого не случилось. Девочка пошла на поправку».

Эта единственная, выжившая в войну девочка, дочка Жоржа и Кати, и была моя любимая мамочка Ананьева Любовь Георгиевна. Уже потом, после войны, в 1950 году родилась у Кати и Георгия еще одна дочка – Татьяна.

Приведены оригинальные выдержки из записок Томилиной Екатерины Дмитриевны, бабушки Светланы.